Думаю, Кирилл и так исправит, но ежели хотите раньше, то вот, сразу после подгузника:
*** – Не помешаю, Ларис? – спросила Елена, заглядывая в дверь командного пункта.
– Что ты! Конечно нет. Заходи, подруга, – улыбнулась Лариса, не отрываясь от вязания. – Чего не отдыхаешь?
– Да зарядилась уже под завязку. – Что-то быстро. Загляни-ка завтра ко мне в блок, посмотрю твою батарею. Может, заменить пора? – Зайду, – пообещала Елена, устраиваясь в кресле. – Чего вяжешь? – Да шарфик себе решила справить.
– Красивый, – кивнула Елена. – И цвет такой стильный.
– Да уж. Пришлось под это дело старое платье распустить. Помнишь, у меня такое было, кремовое? С пряжей-то нынче туго. Нынче со всем туго, и когда же все это кончится? Веришь ли, отпуск уже в сладких снах вижу. А то живем, как в клетке. Ни веселья, ни мужиков путных.
– Да ладно, тебе грех жаловаться. Вон на тебя как Колька смотрит.
– Смотрит-то он, смотрит. А толку?
– Ну не скажи, стоит тебе его одним пальцем поманить, и…
– Ну, допустим, поманю. И что дальше? Всю жизнь здесь, в этих стенах гнить, ублюдков от него рожать? Таких же мужланов, как он. А я, подруга, о другом мечтаю. Чтобы травка зеленая, речка чистая, береза белая… И не только во время отпуска. Эх…– Лариса замолчала, задумчиво глядя в иллюминатор, в кромешную темноту. – Только зря все это, мечты несбыточные. Честно говоря, я тебе, подруга завидую. Вот у тебя любовь так любовь…
– Любовь… Что с этой любви? – сказала Елена и тяжело вздохнула. – Он в мою сторону и не смотрит. Не замечает. – Да ладно тебе, Лен, он ведь начальник, со всеми старается одинаково, чтобы никого не выделять. – Ага, никого. А розы кто тебе на день рождения подарил? – Ну розы… Ну подарил… Лен, да брось ты, Никодишин – герой не моего романа. Твоего. А мне извольте рыцаря на белом коне. Где б его только взять? – Лор, а ты видела, как он на нее смотрел? – после долгой паузы спросила Елена. – На кого? – А на эту инспекторшу, когда они во флаер усаживались. Он ведь от нее глаз не отводил, то ручку подаст, то под локоток поддержит. – Да ладно, чего той инспекторши? Ни рожи, ни кожи. Столичная фифа и всего-то. А ты-то у нас красавица, вон, грудь спелая – моделям на зависть, коса до попы. К тому же она дура. Точно тебе говорю! Достала она меня вчера по полной программе: и с чего это мне Никодишин цветы дарил, и не приставал ли ко мне с гнусными намерениями, пользуясь служебным положением? Дурища! Да и улетает она скоро, не переживай. В ходиках что-то скрипнуло, и кукушка старательно прокуковала девять раз. – Ой, сеанс связи, – Лариса бросила вязание на пульт управления, надела наушники. Глянув на Елену, включила громкую связь. – База, база, вызывает главный инженер Никодишин, – раздалось сквозь шипение атмосферных помех. – Кто на связи?
Лариса подмигнула Елене и быстро ответила:
– Дежурный по базе – начальник киберотдела Лариса 6-14.
– А, привет, Ларис. Как там у нас дела?
– Все в норме, Петр Иванович. План выполняем, сбоев нет. Скучаем без вас.
– Ну-ну, особо-то не скучайте, скоро будем. Грузовоз пришел?
– Да, утром прибыл.
– Как груз?
– Мы, вообще-то еще и не распаковывали. Вы же сами…
– И правильно. Быстренько грузите на флайер и отправляйте на рудник.
– А что в сопроводиловке написать?
– Пишите: «Груз – партия роботесс».
– Что?!! Роботессы!!! Наконец-то! Петр Иванович, какой вы молодец! Все-таки пробили проект.
– Пробил, пробил, – хохотнул сквозь шипение Никодишин. – Ладно, не скучайте, завтра будем.
Динамик пискнул отбоем.
– Твой звонил, – снова подмигнула Елене Лариса, словно та не слышала разговора. – Признавайся, сильно его любишь?
Елена смущенно улыбнулась и спрятала лицо в ладошках:
– Ой, что это. У меня щеки горячие. – Это ты, подруга, покраснела. Это и есть любовь. Могу тебя порадовать. Сама слышала – завтра прилетают. Это он ко дню рождения торопится. Придумала, чего подаришь, или опять апельсин с оранжереи сопрешь? Да ладно, шучу. Будет ему подарочек от всех нас. Как эта инспекторша улетит, так и примемся за дело. За два часа операцию сделаем, и наслаждайся объектом любви своей в полный рост.
– Скажи, Лариса, – спросила Елена, подходя к иллюминатору. – А это для него не опасно? Ну, не повредит ли это ему? Он ведь не такой, как мы.
– Не, подруга, я тебя не понимаю, – пожала плечами Лариса, снова берясь за вязание. – Сначала ты ночами не спишь, изнывая от неразделенной любви к своему Никодишину, вся подушка у тебя в слезах – соплях. А теперь, когда мы можем сделать его нормальным человеком, в сомнения кидаешься. Не переживай, вставим ему процессор в черепок, на питание нормальное, электрическое переведем, чтобы гадость разную не жевал, и хоть свадьбу играйте. Я ему потихоньку в программу симпатий к твоей особи прибавлю, никуда наш толстячок не денется. Влюбится и женится. Так что, как сказано в священном писании, плодитесь и размножайтесь.
– Спасибо тебе, Лариса, – тихо сказала Елена, водя пальчиком по стеклу иллюминатора. Она сама не заметила, как на матовой, чуть запотевшей поверхности появились буквы «П» и «Н». Заглавные буквы сплетались завитками, образуя красивый вензель.
– Петруша. Петенька Никодишин, – прошептала Елена, с любовью смотря в кромешную тьму.
***
– Так что, госпожа Карина, за успешную инспекцию? И не вздумайте отказываться, это вам не какая-нибудь шипучка, а настоящее шампанское с Земли. Крымские виноградники! Друзья прислали с последним грузовозом. Инспекторша подумала и утвердительно кивнула. Бузуев немедленно наполнил бокалы. – Превосходно, – кивком оценила инспекторша, выпив до дна. – Признаюсь, ничего подобного я в жизни не пробовала. – Так еще по бокальчику… – Нет, нет, благодарю вас. Давайте лучше о деле. Уважаемый господин Бузуев… Поверьте, мне очень трудно это говорить… но я вынуждена, понимаете, вынуждена довести до руководства корпорации обо всем, что здесь происходит. – А что такого происходит? Вам не понравился наш рудник? – удивился Бузуев. – Что вы… Теперь я уверена, что ваш рудник – та самая курица, которая несет золотые яйца для корпорации. Но методы… Они же страдают, они очень страдают. – Кто? – округлил глаза Бузуев. – Ваши сотрудники – андроиды. Я говорила с ними, и в глазах их было… В их глазах было страдание униженной личности. – Страдают, значит. Андроиды страдают, – покачал головой Бузуев и нажал незаметную кнопку на подлокотнике кресла. Немедленно в стене открылся люк, оттуда выкатился и бодро зажужжал робот, похожий на черепаху. – Это пылесос, – сообщил Бузуев. – Обыкновенный пылесос. Его работа – сосать пыль из моих чудесных персидских ковров. И он делает это, причем мне совершенно безразлично, хочет он этого, или же предпочитает и дальше отдыхать в своей нише. Он тоже пострадавший? – Да, но… Он не осознает, не считает себя личностью. Человеком. И в этом вся проблема. – Хм… Видели бы вы, уважаемая, первую партию андроидов, что прислали сюда. Вот они совершенно не осознавали себя личностями, абсолютно! До тех пор, пока Никодишин не поколдовал с их мозгами, знали только свою работу. И в итоге? Знаете, когда в нас врезался метеорит… Не переживайте вы так, не очень большой метеорит, так, булыжничек. Но герметичность базы нарушил. Вот тогда мы с Петькой чуть не померли. Сказать почему? Андроид, который отвечал за оранжерею, резонно посчитал, что первым делом надо спасать грядки, клумбы, да чертовы саженцы. Вот и перекрыл в остальных помещениях подачу воздуха, энергии и тепла. И остальные андроиды отнеслись к этому с пониманием. Ну как же, в оранжерее цветы, деревья, апельсины. На ферме по соседству куры, кролики, прочей твари по паре. А тут? Нас двое, да вот рыбки мои. Так что долго они не выбирали, в сомнениях не мучались. Перекрыли кислород на хрен! И как только мы умудрились с Петькой в скафандры влезть, в кромешной-то тьме. Никодишин тогда пальцы отморозил, едва до гангрены не дошло. – Я все понимаю. Но теперь-то они другие. Они личности. А теперь ваш Никодишин собирается сделать личностями и обычных роботов на руднике. – И что вас пугает? То, что они будут лучше вкалывать? Что у роботов появятся понятия взаимовыручка, коллективизм, соревнование? Что будут заботиться о своих женах? – Скажите, а сколько роботов вы списываете в год. – Ну, порядка семидесяти штук, а какое это имеет отношение… – А такое. Вы их будете хоронить под оркестр? Или же отправлять в плавильню в окружении верных друзей-товарищей? – Ха, лично я ничего не имею против кремации. Я и в завещании приписочку сделал. – Вам смешно… А ваши родные, жена, дети? Вы о них подумали? Как они воспримут ваш уход? И потом дело не только в этом. Скажем так, Никодишин собирается вложить души в машины. То есть поставить процессоры, которые позволят машине почувствовать себя личностью. Пусть будет так. Но кого мы получим в результате? Послушных рабов? Пусть и искусственно созданных, но рабов. И осознающих себя рабами. И это после того, как человечество столько сил потратило, столько крови пролило, чтобы искоренить само понятие «рабство». – Разве можно искоренить понятие? – Боюсь, нам не понять друг друга, господин Бузуев. И не уверена, поймет ли вас руководство концерна. Они же не в курсе, что именно здесь происходит, какими способами обеспечивается высокая эффективность работы рудника. Ведь и рабский труд на строительстве пирамид можно оправдать экономической целесообразностью. Так что в своем докладе для совета директоров я просто вынуждена буду поднять вопрос как об этичности использования ваших… андроидов. И о сомнительных проектах господина Никодишина вообще. – Ну хорошо, хорошо, – замахал ладошками Бузуев. – Что мы все о делах, да о работе, давайте о хорошем. Как говорим мы, русские, делу время – потехе час. Я про потеху. Сегодня вечером предлагаю повеселиться от души. А что, повод веский – у Петра именины. Надо же, у человека день рождения, а он все пашет, трудоголик проклятый. Этику семейных отношений для роботов пишет, ха-ха-ха. Так вот, об отдыхе. Давайте устроим веселье. Посидим в зимнем саду у настоящего костерка, шашлык на косточке, торт со свечками, я фейерверк устрою, танцы-шманцы. Петька у нас знаете, как танго танцует, особо с Лариской на пару. А что, мужчина он у нас холостой, без вредных привычек и, поверьте, очень состоятельный. Зарплата, премии, а тратить не на что. Так что советую обратить внимание. Конечно, милых вашему сердцу андроидов позовем… Инспекторша покачала головой и улыбнулась невесело: – К сожалению, без меня. Нет, вы не подумайте, я не хочу вас обидеть, а Петр Никодишин великолепный роботехник. И, возможно, то, что он сделал с этими… андроидами – практично и экономически выгодно для корпорации. Но… когда я вспоминаю грустные глаза Ларисы или этого младенца на руках Нины. Младенца, который никогда не вырастет… Это очень жестоко, господин Бузуев. Это… не по-человечески. Я просто не смогу еще раз посмотреть им в глаза. Так что извините, как-нибудь без меня. Передайте мои поздравления господину Никодишину, а я лучше поработаю над докладом. Тем более, мне все равно придется дать заключение по всем сигналам. Где я могу распечатать с этого чипа? – Господи, да бросьте вы эти кляузы в помойку! – Для вас кляузы, а для меня… – Так значит, – Бузуев перестал улыбаться, грубо выхватил из руки инспекторши микрочип. Та удивленно глянула ему в лицо, но Бузуев уже без всякого намека на галантность разломил чип пополам и бросил обломки в пепельницу. Встал, подошел к столу. Движением пальца вызвал экран, глянул в него и громко сказал: «КС-23/3К45, слушать вводную!». Лицо инспекторши моментально изменилось. Легкий румянец от вина исчез со щек, словно его и не было, погасли и загадочные искорки в глазах. Она выронила бокал на ковер, медленно встала, вытянув руки по швам: – КС-23/3К45 слушает вводную. – Сегодня вечером я устраиваю вечеринку в честь именинника – моего лучшего друга Петра Ивановича Никодишина, – сообщил Бузуев, усаживаясь на стол и болтая ножками. – Сначала вы будете держаться с Петькой несколько холодно, но потом выпьете шампанского, сами пригласите его на танец. Разговоритесь, допустим, о цветах, прогуляетесь с ним по оранжерее, оцените розы. Вы меня понимаете? – Небольшой флирт? – шевельнулись губы инспекторши. – Вот именно, – хихикнул Бузуев. – После вместе смотрим фейерверк, и вы выражаете жгучее желание посмотреть коллекцию бабочек Никодишина в его каюте. Вам ясно? – После фейерверка захочу посмотреть бабочек в каюте, – послушно повторила инспекторша. – Останетесь с Никодишиным до утра, будете пылки и страстны. Но без особых излишеств. Ему ведь… Постой, он у нас с ноль восьмого, кажется. Пятьдесят восемь, однако. Может и сердчишко екнуть. Лучше будете нежны и ласковы. Выполните все его желания. Вам ясно? – Нежна и ласкова, – кивнула Мозер, – все желания. – Вот именно, все, а то Петька без нормальной бабы скоро с катушек слетит. Мозер моргнула глазами: – Слетит с катушки? Вводную не поняла. Бузуев поморщился: – Про катушки забыть, думать о хорошем, здоровом сексе. И не дай бог, у него возникнет хоть одно сомнение, что ты – не настоящая баба! – Буду настоящая баба. – Вот и чудно. А отчет я сам для тебя приготовлю. Завтра получишь готовый файл. – Чудно. Получу готовый файл, – эхом отозвалась инспекторша. – Ну вот, так бы сразу, а то «я должна довести», «я обязана доложить», «не этично». С этикой как-нибудь сами разберемся. Бузуев удовлетворенно улыбнулся, движением ладони погасил экран с еще светящимся паролем, соскочил на ковер и вернулся к столику. Поднял с ковра бокал, наполнил его шампанским. Глянул на ладную фигурку инспекторши, прищелкнул языком, пробормотал: «Научились ведь делать, собаки» и скомандовал: «КС-23/3К45, вводную принять». Инспекторша покачнулась, схватилась ладонями за виски. Ошалело глянула на Бузуева. – Что со мной?! – Ничего, ничего, – Бузуев поспешил усадить гостью в кресло и сунул ей в руку бокал. – Мы просто говорили о планах на сегодняшнюю вечеринку, собирались стоя выпить за именинника, вы вдруг побледнели, уронили бокал. Не беспокойтесь, бывает после сложного перелета. Вот, выпейте-ка… И изобразил лицом милейшую улыбку, хоть это далось ему не легко. Бузуев не был привычен церемонился с роботами. Но чего не сделаешь для друга. Тем более, ко дню рождения…
|